В отношении происхождения русской государственности в природе существуют два основных мнения, разделивших своих апологетов на два лагеря (безразличных к этому вопросу мы не берем – они составляют третий), «норманистов» и «антинорманистов». Первые считают, что впервые государственность у славян появилась благодаря варягам (норманнам), а другие это стараются всячески опровергнуть, утверждая, что пришельцы из-за моря здесь не причем, и наши предки с этим прекрасно справились сами без посторонней помощи.

Самую полную и детальную антологию «варяжской дискуссии» можно найти в замечательном труде известного русского археолога Л.С. Клейна «Спор о варягах» [1]. Как ни парадоксально, но спор этот изначально ведется не столько в исторической плоскости, сколько в политической, и используется в качестве оружия конфронтирующими силами в своей идеологической борьбе. Возможно, именно это и не дает ему прекратиться на протяжении веков, хотя фактологически большинство точек уже расставлено над соответствующими «i». Рассмотрим вкратце суть вопроса, чтобы было легче понять проблему, затрагиваемую в данной статье.

В древнерусской летописи «Повесть временных лет» рассказывается о том, что славянские племена платили дань варягам — выходцам из-за моря. Потом «изгнаша» варягов за море и «почаша сами в собе володети и не бе в них правды, и вста род на род...», поэтому по прошествии года, пришлось искать на стороне князя, который бы «володел... и судил по праву». Послали «за море и варягом, к руси» (здесь в летописи поясняется: эти варяги назывались Русью, как другие варяжские племена называются свеями (шведами), англами, готами и т.д. И вот в 862 г. славянские и другие (вероятнее всего финские и балтские) племена этой страны заявили варягам: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами». Тогда три брата Рюрик, Синеус и Трувор со своими родами взяли всю русь и пришли. «И от тех варяг прозвася Русская земля».

Рюрик, обосновавшись в Новгороде, рассадил по славянским городам и по городам соседних племен своих воевод. После его смерти его родственник Олег (Хельгу), правивший вместо малолетнего Игоря (Ингвара), сына Рюрика, утвердился в Киеве и сделал этот город центром огромной державы. В дальнейшем потомки Игоря, киевские князья, раздавали своим сыновьям в удельное княжение многочисленные города и городки киевского государства, и, таким образом, все знатнейшие династии русских князей, укоренившиеся в землях восточных славян, являются ответвлениями древа Рюриковичей.

Таким образом, автор летописи монах Нестор оказался первым норманистом, выводившим русскую правящую элиту из Скандинавии. Впервые об этом факте заявили немецкие историки Байер, Миллер и Шлёцер. Основные положения норманнской теории (как она складывалась в течение веков), лежащие на генеральной линии норманизма, и цепь суждений и умозаключений, выводимых из них:

«

1. Упоминаемые летописью варяги — это скандинавские германцы, норманны.

2. Основателями княжеской династии Киевского государства явились варяжские вожди Рюрик и другие, призванные восточными славянами и их соседями или, может быть, насильственно вторгшиеся.

3. Они привели с собой целое племя варягов, называемое Русью, и от них это название перешло на восточных славян.

4. Варяги оказали огромное влияние на всю славянскую культуру, что отразилось в вещах и в языке, [ввели государственность].

5. Причиной важной роли, которую норманны сыграли в Восточной Европе (как и везде), является их природное превосходство над другими народами, в первую очередь над славянами, которые неспособны к самостоятельному творчеству.

6. Политический вывод к современности: опыт истории учит тому, что и впредь германцам суждено повелевать, а славянам — повиноваться.

Легко заметить, что чем дальше по цепочке, тем удаленнее от простой фактологии и ближе к политике, накал возрастает. Получается как бы лестница в преисподнюю норманизма. Сами по себе не все звенья в цепи имеют одиозное звучание. Однако в этой цепочке последующие звенья немыслимы без предыдущих, ибо они из предыдущих выводятся. Но значит ли это, что предыдущие немыслимы без последующих? Значит ли это, что и на них мы вправе перенести ту отвергающую неприязнь, которую справедливо вызывают к себе последующие?» [1]

Естественно, что такой ход мысли вызвал среди русских людей неприязнь, которую озвучил М.В. Ломоносов, ставший первым ярым антинорманистом. Случилось это в 1760 г. Ломоносов находил оскорбительным для чести русского народа и государства это сочинение, в котором «на всякой почти странице русских бьют, грабят благополучно, скандинавы побеждают...» (М.В. Ломоносов, ПСС т.6 Труды по русской истории, общественно-экономическим вопросам и географии) [2]. Он счел это вымыслом немецкого профессора: «Сие так чудно, что если бы г. Миллер умел изобразить живым штилем, то он бы Россию сделал столь бедным народом, каким еще ни один и самый подлый народ ни от какого писателя не представлен» [2].

Так возник «спор о варягах», в котором впервые в качестве сторонников норманнской теории выступили заграничные «культуртрегеры», а со стороны противников отечественные патриоты. Ломоносов возмутился оскорблением патриотических чувств — «как верному сыну отечества надлежит» и использовал в борьбе не только научные опровержения, но чисто политические обвинения. «Отложив на время колбы и реторты, линзы и камни, он, самоуверенный и азартный, сам принялся листать ветхие страницы исторических сочинений, рыться в пыльных связках полуистлевших грамот, размышлять над отрывочными и запутанными сообщениями летописцев.

Первая же проверка показала ему, что выводы Байера и Миллера (Шлёцер появился позже) построены на «зыблющихся основаниях».

В летописи нашлись также сообщения о том, что «словеньский язык и рускый одно есть». По летописи, славяне задолго до призвания варягов появляются на Дунае, а византийские писатели говорят о нападениях на границы Римской империи и победах племен, населявших нашу страну задолго до Рюрика. Среди этих племен есть и роксоланы — это название очень созвучно слову «россияне». Значит, были славные победы и до варягов. Наконец, самих варягов, — утверждал Ломоносов, — надо признать не скандинавами, а такими же славянами, как и те, кто их призвал, иначе от них осталось бы, как от татар, много слов в современном русском языке, а этого нет. В старинном русском сочинении «Синопсис» прямо сказано: «Варяги над морем Балтийским, еже от многих нарицается Варяжское, селения своя имуще, языка славенска бяху и зело мужественны и храбры»…

Это была очень действенная критика. Ломоносову удалось убедительно доказать, что выводы Байера и Миллера построены на «зыблющихся основаниях». Но ему не удалось столь же убедительно доказать свои собственные положительные выводы по этому вопросу. Историческое образование у него было гораздо хуже физического и химического. С русскими летописями Ломоносов не работал. «Синопсис», на который он опирался, был поздним и искаженным польско-украинским пересказом русских летописей. А некоторые аргументы Ломоносова и совсем плохо вязались с фактами, даже если судить с точки зрения требований науки того времени. И Миллер умело воспользовался этим. Он указывал, что «слово "россияне" возникло и вошло в употребление слишком недавно, чтобы служить здесь доказательством. В древних книгах и письменных памятниках оно не встречается». О греческих и еврейских именах Миллер напоминал, что они принесены в Россию с христианской религией, чего нельзя сказать о скандинавских именах, их могли принести только варяги из Скандинавии. И так далее» [1].

В конце концов, не считая себя вправе оставить русскую историю в безраздельном распоряжении немецкого коллеги, Михаил Васильевич занялся детальным изучением материалов и написал труд «Древняя российская история». Методика его, однако, осталась прежней, подбор источников скудный и неудачный. Это было скорее политическое сочинение, чем исследование. Так окончился первый этап Спора.

«В течение примерно столетия после Ломоносова в исторической литературе господствовал норманизм. Этого течения придерживались не только немцы, но и русские историки, сторонники официально-монархического направления в исторической науке. Норманизм привлекал их резким противопоставлением господствующей верхушки, происходящей от воинственных, творчески одаренных «варягов», остальной массе населения, пассивной и неспособной, годной лишь для эксплуатации. Карамзин, воспевая царскую власть, излагал свою «Историю» в основном по Байеру и Шлёцеру. Академик Куник написал книгу о «шведских русах и славянах», которую называют «евангелием норманистов»» [1].

Особенно рьяно пропагандировал норманизм Погодин, именовавший русского крестьянина «национальным зверем нашим», строя свои лекции для студентов по Шлёцеру. Между ним и Костомаровым спустя 100 лет после вышеупомянутых событий и произошла вторая схватка. «Некоторые реакционно-настроенные историки (Иловайский, Забелин), подходя к вопросу с позиций великодержавного шовинизма, выступали против «норманнской теории», поскольку она противоречит идее о том, что русский народ по самой природе своей призван повелевать и господствовать над другими народами. Историки с либеральными и демократическими убеждениями (Гедеонов, Костомаров, революционные демократы) видели в «норманнской теории» проявление немецкого шовинизма, унижение естественного чувства национального достоинства россиян и обоснование исконного неравенства знати и народных масс в России. Поэтому они также выступили против этой теории. Так получилось, что в середине XIX в. в лагере «антинорманистов» соединились представители противоположных направлений исторической науки...

Непосредственным поводом для диспута послужила статья профессора Костомарова, опубликованная в «Современнике». Костомаров сразу же придал своему выступлению патриотическую направленность, но открестился от «ложного патриотизма» Ломоносова. Он писал про него, что этот

«ложный патриотизм не дал ему кончить своего вывода беспристрастно и справедливо: произведя наших князей с берегов Руси, он возвел их в славяне, и с его легкой руки в XIX в. расплодились разнородные мнения о славянстве варяго-руси, основанные на догадках и натяжках, буквально противоречащих смыслу наших летописей. Все эти попытки не имеют чисто ученого характера и не выдерживают критики: не желание исторической беспристрастной истины руководило изыскателями: нет, как патриарх их, Ломоносов, скрывал под ученою одеждою своих исследований тайное желание поддержать честь своего отечества, так и им казалось оскорбительно, если основатели нашей державы были не славяне. Прежде чем доходили до результата, они уже решали заранее, что князьям следует быть славянами» [1].

И вот мы видим, что спустя два столетия картина, практически не изменилась. Различные профессиональные кто-то: путешественники (Сундаков), клоуны (Задорнов), математики (Фоменко), биологи (Сидоров) и др., не будучи, тем не менее, профессиональными историками, тиражируют старые и выдумывают новые ереси об истории славян, и при этом неплохо зарабатывают на оболванивании народа. И не удивительно, ведь народные массы, уставшие от постоянных битв за материальное благосостояние и серых трудовых будней, быстрее поверят сказкам в стиле «официальная наука все врет, но я-то знаю, как все было на самом деле…», чем станет рыться в толстых книгах и разбираться что к чему. Так уж наше общество воспитано компьютерными играми и Голливудом.

«В этой статье Костомаров, критикуя исследования Погодина, отрицал норманнскую принадлежность варягов, древней Руси. Он выводил варягов, Русь, из литовского края — из Жмуди. Там есть речка Рось, приток Немана, такое же название носила часть течения Немана, у литовцев есть имена, очень похожие на имена летописных варягов. Литовцев же, близких по языку к славянам, Костомаров, как и многие ученые в те годы, считал попросту славянами. Но не только скандинавы — и варяги литовского происхождения не оказывали существенного влияния на общественную жизнь и культуру восточных славян, растворившись в местной среде без остатка. Недаром от них почти ничего не осталось в культуре и языке — как же им можно приписывать создание славянского государства?!» [1]

Профессор М. П. Погодин отозвался на статью Костомарова и предложил «дуэль», которая состоялась 19 марта 1860 г. в Петербуржском Университете. Этот публичный диспут стал вторым этапом спора о варягах. И хотя сама встреча и не поставила окончательной точки в данном вопросе, однако она послужила искрой, породившей неистовое пламя борьбы на страницах печатных изданий, в научных кругах и среди обычных граждан. И постепенно вместе с политической обстановкой (рост революционных идей среди интеллигенции, а затем и среди народных масс) сместились и акценты норманистских прений. В последние десятилетия XIX – в начале XX вв. антинорманизм в его реакционно-монархическом оформлении стал официальной догмой.

«Новое оживление «норманнской теории» начинается в эпоху русских революций. И снова на одной позиции оказываются представители противоположных направлений исторической науки. Опостылевшие всем официальномонархические учебники истории настолько дискредитировали антинорманизм, что наиболее серьезные и объективные ученые с особенным интересом занялись фактами, говорящими в пользу «норманнской теории». Так в 1919 г. появилась книга академика А. А. Шахматова «Древнейшие судьбы русского племени», подводящая итог многолетним изысканиям академика. В ней реконструируются волны скандинавских нашествий, приведшие к созданию русского государства. М.Н. Покровский, возглавлявший тогда историков-большевиков, увидел в «норманнской теории» одно из удобных средств борьбы против великодержавного шовинизма и также встал на позиции норманизма — в этом духе выдержан его учебник русской истории...

Русские революции и невиданно быстрое развитие Советского Союза вызвали за рубежом острый интерес к проблемам русской истории и, особенно, к проблеме взаимоотношений России и Запада. Привлекла внимание исследователей и варяжская проблема. Группа скандинавских исследователей подняла на щит «норманнскую теорию», так как воспоминания о великой цивилизационной роли варягов щекотали национальное самолюбие скандинавских буржуа, оттесненных в новое время на второй план и оказавшихся вне круга великих держав. Приятно было думать, что, по крайней мере, одна из этих держав всем своим развитием обязана скандинавам.

Провозвестником этой группы исследователей был знаменитый датский языковед профессор Вильгельм Томсен, выступивший в Оксфордском университете в 1876 г. с тремя лекциями о начале Русского государства. Кстати, любопытно, что именно упрек в националистической профанации науки В. Томсен бросил своим противникам, заявив, что антинорманисты руководствуются в своих исследованиях не требованиями науки, а исключительно патриотизмом...

Эти лекции Томсена приобретали все более широкую популярность. Выйдя из печати в Англии, они в 1879 г. были переведены на немецкий, в 1882 г. — на шведский, в 1891 и в 1919 гг. издавались в русском переводе. Томсен не ввел принципиально новых аргументов, но собрал все данные в пользу норманнской концепции и представил их в строгом и тщательно разработанном виде, по последнему слову науки. Особенно тщательно были разработаны, конечно, филологические аргументы, поскольку автор филолог. После этой книжки стало невозможно отрицать, что варяги русских летописей — это скандинавы, норманны. Небольшая книжечка Томсена стала новой «Библией норманизма», так сказать, ее евангелием. С Куником и Томсеном, да, пожалуй, и с Гедеоновым, центр тяжести дискуссии о варягах передвинулся из истории в филологию.

Через полвека изыскания Томсена по этому вопросу продолжил и расширил шведский археолог Туре Арне, выпустивший книги «Швеция и Восток» (1914), «Великая Швеция» (1917) и др…

Советские историки расценили это как уже открытый вызов. С ответом в «Новом времени» выступил академик Б.А. Греков (1947). Арне отозвался новой статьей... Через сто лет после диспута Костомарова с Погодиным спор снова был перенесен из академических кабинетов и толстых книг на широкую арену массовых публичных изданий. Теперь за аргументами ученых следили уже миллионы людей. Словно нарочно через каждые сто лет спор по варяжскому вопросу разгорался с новой силой, с каждым разом перед все более обширной аудиторией, на более высоком уровне научных знаний и с новым запасом аргументов.

Выступление Арне свидетельствовало о начале нового этапа спора — теперь центр дискуссии передвинулся в археологию. Археологами были и Миллер, и Забелин, но тогда они работали не с археологическими, а с филологическими аргументами. Арне взялся за артефакты, за археологические остатки норманнской культуры в России, за материалы из раскопок российских археологов. Причиной этого сдвига послужили два обстоятельства. С одной стороны, теперь того факта, что варяги — это норманны, скандинавские германцы, не отрицал практически никто из серьезных исследователей. С другой стороны, советские ученые встали на ту точку зрения, что государство и культура образуются в результате социально-экономического развития, а внешний фактор (в данном случае татары или варяги) не может быть определяющим…

К скандинавским ученым, выступившим застрельщиками в новой дискуссии, присоединились многие историки Западной Европы и Северной Америки. В их писаниях апология норманнов зачастую отдает явственным душком антисоветской пропаганды. Дело в том, что отрицание творческих сил за русским народом, отрицание его способностей к самостоятельному государственному развитию, выраженное в конкретных примерах, назойливо выдвигается как «тонкий намек» на неправомерность, непрочность современного независимого существования советского государства и его высокого авторитета в мире. В древние времена не стало в стране порядка, как только попытались обойтись своими силами, без варягов, и теперь в стране стараются строить какой-то новый лад, не следуя примеру Запада; ясно, что не будет из этого толка. Не было в стране порядка, пока не догадались призвать варягов, — и теперь, как ни кинь, а без варягов не обойтись, придется в конце-концов идти на поклон к Европе...

Вероятно, именно поэтому «норманнская теория» оказалась особенно привлекательной для историков-белоэмигрантов и исследователей, эмигрировавших из России-СССР и стран народной демократии, — Вернадского, Васильева, Пашкевича, Таубе и др.» [1]

Увлекшись борьбой против положений норманизма, советские историки стали некритически повторять старую аргументацию, которая в основном была далека от современной методики и техники исследования. И их оппоненты не преминули использовать эти промахи. К тому же расстроились казавшиеся недавно прочными представления советских историков о конкретных истоках древнерусской государственности. Очень древние племена Северного Причерноморья, обладавшие высокой культурой и зачатками государственности, перестали считаться несомненными прямыми предками восточных славян Киевской поры. Раньше признание их предками восточных славян позволяло рисовать наглядную картину многовекового непрерывного процесса подготовки и становления восточнославянской государственности. Но в свете последних исследований эта картина распалась.

В результате этого в 1958 г. собрание советских историков в Ленинграде пришло к выводу о необходимости пересмотреть прежние взгляды на варяжский вопрос, уточнить, какие положения по этому вопросу приемлемы для науки, а какие нет и проверить фактические доказательства.

«На примере истории этого спора можно видеть, что древние исторические сведения приобретают то или иное политическое звучание для потомков не сами по себе, а благодаря тому употреблению, которое из них делают историки в определенной политической обстановке.

Эпизод с признанием варягов звучал вначале как лозунг борьбы за национальную независимость русского государства: в эпоху, когда летописец описывал этот эпизод, византийский престол и византийская церковь притязали на верховенство над Русью; в этих условиях заявление о том, что русская княжеская власть исходит не от византийского императора, а из иного источника, звучало гордо. А что до вывода княжеской династии из-за границы, то такая родословная была обычной для многих династий Европы: французские короли выводили свою родословную от троянцев, немцы — от римлян, и т.д.

Позже этот же эпизод получил звучание, оскорбительное для патриотических чувств русских людей.

Затем он воспринимался как доказательство законности и естественности господства правящих эксплуататорских верхов в России и, соответственно, положительно оценивался реакционерами и отрицательно — прогрессивными мыслителями.

Далее он приобрел прямо противоположное значение: принимался революционерами как оружие против великодержавного шовинизма и отвергался сторонниками старого режима». [1]

И наконец, в наше время призрак антинорманизма, приодевшись в одежды неоязычества, фелькиш и славянофильства вновь на западные деньги насаждается в народном сознании. Возможно, кто-то усмотрит в данной статье антиславянские настроения и даже обвинит ее авторов в русофобии, но, не смотря на всю кажущуюся очевидность, дело обстоит совершенно иначе. Именно любовь к своей Родине и ее народу и побудили написать данный материал. Чтобы наглядно проиллюстрировать вышесказанное приведем фрагмент из третьего диспута по норманнскому вопросу, состоявшегося между И.П. Шаскольским и Л.С. Клейном в 1965 г. на историческом факультете Ленинградского университета.

Из выступления Л. Клейна:

«Обратимся теперь к западным антинорманистам. Хоть их и мало, но среди них тоже есть разные люди, а ведущими оказываются прелюбопытнейшие фигуры.

Особые симпатии наших историков и историографов вызывают Рязановский-младший и А.В. Соловьев. Их часто упоминают, обильно цитируют, ссылаются на их работы как на объективные и показательные, хвалят и радуются. Что же это за исследователи? И главное — кто и где их поддерживает?

Это белоэмигранты (ну, это дело старое и само по себе сейчас уже не столь важно): В.А. Рязановский — второго поколения (сейчас профессор Пенсильванского университета в США), А.В. Соловьев — первого поколения (из Ростовского университета, переместился в Белградский), сейчас проживает в Швейцарии.

Так вот где же печатают их антинорманистские сочинения? В изданиях страны, где, как отмечает и И.П. Шаскольский, норманистских исследований почти нет, — в Западной Германии. Какие именно издания их печатают? - Журналы системы «Остфоршунга» — базы самого оголтелого реваншизма! Первый из этих журналов — орган Мюнхенского института Восточной Европы, тесно связанного с белогвардейским Институтом по изучению истории и культуры СССР. Советский автор М.Р. Тульчинский, упоминая в книге «Адвокаты реванша» другие издания этого Института (например, «Настольную книгу о Советском Союзе»), отмечает: «особенно отчетливо антисоветский характер Института проявился в издаваемом им с 1953 г. ежеквартальном историческом журнале "Ежегодник по истории Восточной Европы"».

Кто печатает и редактирует А.В. Соловьева? Директор института и первый редактор журнала проф. Ганс Кох — личность хорошо известная. Он же по совместительству профессор Высшей политической школы в Мюнхене, председатель Немецко-Украинского общества им. Гердера, куда входят бандеровцы.

Биография его более чем красноречива и не без значения для нашего вопроса. Офицер контрразведки Австро-венгерской империи, руководивший расстрелами на Украине в годы Гражданской войны, в чине капитана Генштаба австро-венгерской армии он действовал затем в частях Петлюры. Попав в плен к красноармейцам, был отпущен на родину по окончании Гражданской войны. Поле этого он последовательно занимал посты директора Кенигсбергского, Бреслауского и Венского институтов по изучению Восточной Европы, последним из них он руководил в 1940-1945 гг. и в порядке «изучения» вместе с батальоном «Нахтигаль», состоявшим из украинских националистов-предателей, занимался расстрелами жителей Львова. После войны связался с разведкой Гелена, а в последнее время был советником канцлера Аденауэра по русским делам и сопровождал его в поездку в Москву в 1955 г. Это он, Кох, переиздал в том же году вышедшую в военные (!) годы книгу розенберговского сотрудника Гертле «Марксизм, ленинизм, сталинизм — духовное наступление Востока», что вызвало скандал даже в Западной Германии...

Ганс Кох умер в 1959 г., и Рязановского-младшего издавал уже новый директор и редактор Г. Штадтмюллер — бывший сотрудник Бреслауского института, ныне видный член чисто политической организации — Западной академии в Мюнхене. В числе его коллег по руководству академий — Отто фон Габсбург, Хассо фон Мантейфель, фон Брентано, Оберлендер, а официальная цель академии — возродить «священную империю германской нации».

Вот кто поддерживает в руках Рязановского и Соловьева знамя антинорманизма!

С чего бы это такие люди — и вдруг утратили политическое чутье и бдительность? А они и не утратили! Их журналы: каждый номер — это обойма, каждая статья — пуля, там нет пустых патронов! (Я читал эти журналы, хоть добраться до них нелегко: они же в спецхране, вместе с фашистской литературой.)

Это чрезвычайно опытные политики, достаточно умные, чтобы понимать, что лозунг нового варяжского завоевания устарел и не способен увлечь ни народные массы Западной Европы, ни, конечно, самих славян (а ведь это тоже было бы важно!). Россия — не та, что в 20-е гг. — нет ни разрухи, ни голода, ни беспорядков. И Европа не та — не тот запал!

И они сменили оружие.

Теперь главное в их пропаганде — не идея бессилия славянства и его вечной зависимости от Запада, а попытки противопоставить славянский мир как жуткую азиатскую угрозу всей остальной Европе и попытки сыграть на противоречиях между народами Восточной Европы. Это выражается в попытках разжигать национализм различных народов Восточной Европы, каждого по отдельности, с намерением раздуть шовинизм, направить против других, вызвать взаимное раздражение и озлобление. В попытках противопоставить националистические традиции («посконную самобытность») «европейским чуждым влияниям» от варяжского до петровского и от робеспьеровского до марксистского — все это, де, чуждо Востоку, не воспринимается, не оставляет следа, ибо оно ненормально для Востока... Это выражается также в попытках противопоставить исторические пути и судьбы западно- и центральноевропейских народов путям и судьбам народов Восточной Европы. Там, на Западе, в культуре до сих пор чувствуется могучая база римской цивилизации, а здесь — совсем иная история, иные-традиции, чуждые, азиатские, опасные для Европы.

Новая (и обновленная старая) терминология отражает новые установки. «Различие между западной и азиатской оценками человека», «западная солидарность»... Остфоршер Ф. Тисс пишет: «Когда мы в настоящее время говорим о Западе, то мы думаем не о современной коалиции, а об исторических и религиозных предпосылках, из которых выросло это общество» («Исторические основы противостояния Востока и Западу»). Другой остфоршер, Эм. Францель:

«Восточная Европа полностью усвоила азиатский характер, и... в это расплывчатое пространство все сильнее проникают восточные принципы азиатского деспотизма и азиатский образ жизни. И если эти азиатские тенденции вторглись в самый центр Германии, то это не в последней степени зависит от истории России».

Тот же Ганс Кох пугал европейцев угрозой с Востока: «Сильнейшая военная сухопутная держава в истории, объединившись с наиболее населенным государством земного шара, представляет собой физическую угрозу для остального мира».

Это концепция раскола, концепция изоляции славянства, концепция «отпора извечной агрессии с Востока».

К этой новой концепции норманнская теория, которая воспевает агрессию в противоположном направлении и, главное, слишком уподобляет историю Восточной Европы истории Западной Европы, уже плохо подходит. Вот почему они сделали ставку на антинорманизм. Конечно, и норманизм сохранился в их арсенале, но его значение идет на убыль. Он еще по инерции пропагандируется в популярных книгах и учебниках, но творческие поиски и усилия направляются в противоположную сторону.

Немалую роль, возможно, играет и желание остфоршеров помешать укреплению культурных связей СССР со скандинавскими странами, которое весьма беспокоит западногерманских политиков. Антинорманизм привлекает их как своим полным отрицанием древних влияний и родственных традиций у народов Скандинавии и Восточной Европы, так и возможностью играть на конфликтах научных взглядов, на провоцировании национальных противоречий в науке и культурной жизни. Поэтому, как можно заметить, их особенно привлекает возможность стимулировать антинорманизм в работах русских авторов (хотя бы и эмигрантов) при поддержке норманизма в работах скандинавов.

В этом свете понятно, что когда сотрудничавший с фашистскими оккупантами профессор биологии Харьковского университета Парамонов, бежавший с гитлеровскими войсками, а теперь вынырнувший в Австралии, издал под именем Сергея Лесного «Историю "русов" в неизвращенном виде» (1954), то эта «неизвращенная» под пером гитлеровского недобитка история оказалась антинорманистской. Именно поэтому, если религиозная фанатичка Наталья Ильина издает в Париже книгу «Изгнание норманнов. Очередная задача русской исторической науки» (1955), то надо трижды подумать, прежде чем бросаться со всех ног выполнять эту задачу» [1].

В свете вышесказанного становится ясно, кто изрыгает и финансирует все экстремистски настроенные бредни с националистической, и даже нацистской ориентацией. Абсолютно понятно кому выгодна рознь славянских народов и вражда между ними. Не понятно только почему заморским «чародеям во тьме» и местным либеральным коллаборационистам удается удерживать миллионы людей в заведомо лживом информационном поле. Если кто-то думает, что только мы, русские обладаем гордостью за то, что мы русские и, что только мы имеем право на пальму первенства среди большой славянской семьи, ему придется немедленно расстаться с подобными иллюзиями. Если посмотреть украинское, белорусское или болгарское телевидение и почитать их издания, то окажется, что и среди этих народов сеются аналогичные зерна шовинизма.

Вот и получается, что если мы действительно считаем себя патриотами и хотим помочь укреплению позиций своей страны и развитию нашего народа, то нужно не бросаться бездумно на хорошо продвигаемые теории, а внимательно и вдумчиво изучать историю своей страны и делать соответствующие выводы. Развивать ясность мышления и критический анализ.

Дмитрий Едимент

• Спор о варягах, Л.С. Клейн

P.S. Уважаемый читатель, ваши вопросы и предложения по поводу прочитанного Вы можете прислать на наш e-mail: alatasa@mail.ru - Мы обязательно рассмотрим их и постараемся Вам ответить.

связаться с нами alatasa@mail.ru

2008