В результате войн 203-202 гг. до н.э. Модэ подчинил себе огромную территорию от Алтая до Тибета. Обеспечив таким образом тыл, он вторгся в Китай. Хунны успешно двинулись на юг и, перейдя хребет Гэучжу, зимою 200 г. подошли к столице северной Шаньси — городу Цзиньян. Гаоцзу лично повел войска против них, но в результате сильных холодов около трети ратников обморозили руки. Модэ применил обычный прием кочевников: притворным отступлением он завлек лучшие китайские части в засаду и окружил авангард китайской армии вместе с императором. Любопытно, что Модэ имел уже четыре войсковых подразделения, определявшихся мастью лошадей: вороные, белые, серые и рыжие. Семь дней китайское войско оставалось в окружении без пищи и сна, выдерживая беспрестанные нападения хуннов.

Этот поход — один из крупнейших, но, если взглянуть на карту, он поражает тем, насколько неглубоко смогли проникнуть хунны в Китай. Имея всего 20-40 тыс. всадников против огромной армии, растянувшейся на 600 км., Модэ предпочел не продолжать военные действия, а искать мира. Он и Гаоцзу заключили договор «мира и родства» (дипломатическая формула капитуляции), который состоял в том, что китайский двор, выдавая свою царевну за иностранного владетеля, обязывался ежегодно посылать ему условленное в договоре количество даров. Это была замаскированная дань. Хотя Модэ принял царевну и дары, он продолжал поддерживать перебежчиков-мятежников. Фактически война продолжалась.

В 192 г. до н.э. Модэ сделал императрице-матери, регентше малолетнего императора, предложение вступить с ним в брак. По его понятиям это означало, что китайская империя должна пойти в приданое за супругой, и он надеялся таким образом приобрести весь Китай. Императрица так разгневалась, что сначала хотела казнить послов и возобновить войну, но ее уговорили не обижаться на «дикаря», и Модэ был послан вежливый ответ, где отказ мотивировался престарелостью невесты. Вопреки опасениям китайских министров хуннский владыка удовлетворился ответом и не обрушил на истощенный и обессиленный смутами Китай свои грозные войска. Ужас, наведенный хуннами в минувшую войну, еще не прошел. В песнях пели: «Под городом Пьхин-чен подлинно было горько; семь дней не имели пищи, не могли натягивать лука». С тех пор прошло восемь неспокойных лет, и силы юной империи было недостаточны для отражения внешнего врага, и все-таки Модэ, зная это, не начал войну. Но причиной было отнюдь не его миролюбие, а войны с западными соседями. Модэ, не желая распылять силы, оставил Китай в покое. Этим он дал возможность ханьской династии воспрянуть и укрепиться. Правительство императрицы-регентши расправилось с фрондирующими пограничными воеводами, большая часть которых погибла в борьбе, а наиболее упорные бежали в северо-западную Корею.

Насколько для хуннов был важен мир на востоке, видно из следующего факта. В 177 г. один из пограничных князей напал на Китай. Император Вэнь-ди мобилизовал конницу и колесницы для отражения врага, но хунны не приняли боя и отступили. Вэнь-ди собирался перенести войну в степь, однако в это время от хуннов явилось посольство с извинениями и сообщило, что провинившийся князь был убран с границы и послан на запад. Там он искупил свою вину победой над юэчжами. Китайский двор, учитывая силу хуннов, принял извинения и несколько позднее восстановил с ними мирные отношения. Согласно договору, хуннская держава была признана равной с китайской империей, и государи именовали друг друга братьями. Это был беспримерный успех для хуннов: до сих пор ни один кочевой князь не мечтал равняться с китайским императором. Из письма хуннского шаньюя мы узнаем, что в 177 г. до н.э. хуннским войскам, стянутым со всей страны, удалось разбить юэчжей. Результаты победы были весьма ощутимы: хунны захватили все княжества Восточного Туркестана, Усунь и Тибет.

После смерти Модэ его сын Гиюй, вступивший на престол под именем Лаошань-шаньюя, получил в наследство великую державу и несколько сложнейших задач. Задачи эти нужно было решить незамедлительно. Первой и главной стала защита западной границы. Юэчжи были выброшены с захваченной ими территории, но еще крепко держались в своих родных степях к северу от Тяньшаня и продолжали упорно сопротивляться, пока наконец их правитель не пал. Он был убит, труп его достался врагам, а из его черепа Лаошань-шаньюй сделал кубок. И больше они не помышляли о возобновлении войны с хуннами, от которой им пришлось очень горько.

«Основать империю, сидя на коне, можно, но управлять ею с коня нельзя»,— сказал однажды Елюй-Чуцай, гуманный государственный деятель эпохи Чингисхана. Это понимал еще основатель Хуннской империи Модэ. К концу своего правления он стал широко пользоваться услугами китайских перебежчиков, составлявших для него дипломатические послания к китайскому двору. Лаошань-шаньюй тоже шел по отцовскому пути, и когда евнух Юе, насильно посланный к нему в составе посольства из Китая, захотел перейти на его сторону, то был принят и обласкан.

Юе научил шаньюевых приближенных завести книги, чтобы обложить податью народ, скот и имущество. Это мероприятие произвело огромный переворот во внутренних делах хуннского общества. Налоги, поступавшие шаньюю и его приближенным (они все были его родственниками), выделяли его род из числа прочих и давали такие возможности, о которых сам Модэ не мог мечтать. Прямым следствием этого было принятие вождем титула «Рожденный небом и землею, поставленный солнцем и луною, хуннский Великий шаньюй». Тут мы уже видим, что право на власть определяется «милостью божией», причем родовичи обязаны повиноваться, а не сопротивляться.

Новые прерогативы столь противоречили старому порядку, что, казалось бы, народные массы должны были возмутиться и воспротивиться, но этого не произошло. Наоборот, власть шаньюев пользовалась непререкаемым авторитетом. Дело в том, что недаром уступили хунны свою древнюю свободу. Они получали за нее такую цену, которая, видимо, удовлетворяла их. Доходы от добычи и дань с покоренных племен не целиком попадали в казну. Значительная часть их оставалась в руках воинов, и многие хуннские женщины сменили одежды из овчины на шелковые платья. Наряду с кумысом и сыром на столе у хуннов появились вино, хлеб и китайские лакомства. В хуннском обществе наступила эпоха изобилия и роскоши, но вместе с тем и упадка нравов.

Проницательный Юе, искренне преданный новому господину, указывал на опасность, возникавшую от этих перемен. «Численность хуннов»,— говорил он Лаошань-шаньюю,— «не может сравниться с населенностью одной китайской области, но они сильны потому, что имеют одеяние и пищу отличные и не зависят в этом от Китая. Ныне, шаньюй, ты изменяешь обычаи, любишь китайские вещи. Если Китай употребит только одну десятую своих вещей на подкуп, то до единого хунны будут на стороне Дома Хань. Получив от Китая шелковые и бумажные ткани, дерите одежды из них, бегая по колючим растениям, и тем показывайте, что такое одеяние прочностью не дойдет до шерстяного и кожаного одеяния. Получив от Китая съестное, не употребляйте его и тем показывайте, что вы сыр и молоко предпочитаете им». Но программа Юе была невыполнима. И не столько сам шаньюй был причиной упадка нравов, сколько изменение экономики и быта. «Сила вещей» влекла хуннов по пути увеличения потребностей, а следовательно, и изменения быта. Но для того, чтобы последствия этого процесса четко сказались, нужно было немало времени: два, а то и три поколения, а до тех пор все, казалось благополучным.

Так как большая часть продуктов, столь приятных хуннам, шла из Китая, то вполне естественно возникло стремление увеличить их приток. При Модэ и Лаошане они попадали к хуннам в небольшом количестве в виде «подарков» шаньюю, который делился ими со своими подданными. Чтобы избежать этого необходимого дележа, шаньюй решил наладить меновую торговлю, но встретил резкое противодействие китайского правительства. Дом Хань установил внутри Китая систему налогового обложения, которая должна была выкачать из населения как можно больше продуктов, чтобы на эти средства содержать армию солдат и чиновников. Понятно, что сосредоточение внешней торговли в руках двора было необходимо, так как оно давало ему нужные доходы, но от этой системы страдало в первую очередь китайское население, а во вторую — хунны, получавшие значительно меньше тканей и хлеба, чем им было нужно. И тем и другим хотелось наладить прямой обмен, но тогда доходы ушли бы из казны китайского правительства, которому пришлось бы конкурировать с собственными подданными. Это противоречие не могло разрешиться без войны, и она не заставила себя ждать.

Покончив с юэчжами и развязав себе тем самым руки, Лаошань в 166 г. до н.э. пошел на Китай, захватил великое множество народа, скота и имущества и сжег летний дворец императора. Конные разъезды хуннов шныряли в сорока верстах от столицы. Император объявил мобилизацию, но пока войска готовились к выступлению, хунны ушли со всей добычей, не потеряв ни одного человека. После этого они еще в течение четырех лет производили набеги и разорили все пограничные области. Основной удар был нанесен с запада, из недавно завоеванных ими земель, и через области, населенные некитайцами. Напрашивается мысль, что вторжение в центр Китая сошло хуннам с рук только благодаря помощи местного населения. Сам по себе поход мало что дал, но он оттянул китайскую конницу на запад, а в это время хунны разграбили всю восточную границу.

Наконец в 162 г. до н.э. император обратился к Лаошань-шаньюю с просьбой о заключении мира. С ответом к нему был послан данху (невысокий чин), что само по себе выражало пренебрежение, который привез китайскому императору в подарок двух лошадей. Несмотря на это, Вэнь-ди счел за благо не обижаться, принял дар и заключил мир. Для Китая этот мир был тяжелым и позорным. Китай и Хунну признавались двумя равными государствами, причем Китай «из сочувствия» к холодному климату в стране своего соседа обязывался ежегодно отправлять на север известное количество проса и белого риса, парчи, шелка, хлопчатки и разных других вещей. Согласно договору, старые перебежчики не возвращались, но новые переходы возбранялись под страхом смертной казни. Хотя в договоре о торговле не говорилось ни слова, он показал несомненный политический перевес Хунну над Китаем.

К 152 г. до н.э. хунны добились открытия рынков меновой торговли. Были открыты пограничные рынки для свободного обмена и, сверх того, шаньюю была отправлена в жены китайская царевна с большой данью. Этот год стал для хуннского могущества кульминационным. А в 133 г. до н.э. китайцы возобновили войну и, пользуясь численным перевесом, оттеснили хуннов на север Гобийской пустыни. Однако попытка покорить хуннов закончилась в 90 г. до н.э. полным разгромом китайской экспедиционной армии. Император У-ди, вступивший на престол в 140 г. до н.э., не осмелился сразу порвать унизительный мирный договор, признававший Хунну и Китай равными империями, а фактически ущемлявший интересы последнего; он даже подтвердил договор о свободной торговле, несмотря не ее убыточность. Однако к войне он начал готовиться немедленно.

Один китайский лазутчик по приказу императора будто бы тайно контрабандой доставлял хуннам китайские вещи и, вкравшись в доверие к шаньюю, предложил ему разграбить свой родной город. Шаньюй, соблазнившись богатствами, поверил ему и выступил. Этого и ждали китайцы: сотни тысяч солдат, готовых к бою, были спрятаны в окрестностях города Май, чтобы окружить и истребить хуннов.

Хунны шли форсированным маршем, стремясь не дать опомниться противнику. Вдруг еще за 100 ли (около 40 км) от Май они увидели в поле множество скота без пастухов. Очевидно, местные жители, узнав от китайских солдат, скрытых в засаде, об ожидаемом приближении хуннов, бросили свое имущество и спрятались, чтобы сохранить свободу и жизнь. Но шаньюй знал, что никто не мог предупредить их о его появлении, так как никто из китайцев не в силах был обогнать скачущих хуннов. Поэтому отсутствие жителей заставило его насторожиться.

Иногда ход событий меняется из-за пустяков. Один китайский командир (юйшы), проезжавший по границе, захотел отстоять укрепленный пост. Хуннские всадники окружили его, и бедный юйшы вынужден был сдаться хуннам, которые, торжествуя, притащили его в ставку и как первую добычу преподнесли шаньюю. Тот, уже настороженный, строго допросил пленника, который и рассказал ему про засаду. Шаньюй немедленно скомандовал отступление и, выйдя за границу, сказал: «Я обязан своим спасением Небу, оно послало мне этого юйшы». В благодарность за спасение он освободил своего единственного пленника, но, зная, что на родине тому грозит смерть, оставил его при себе и дал ему титул «небесный князь».

Теперь о мире не могло быть и речи. Летучие отряды хуннов производили грабежи в разных областях Северного Китая, китайцы ограничивались обороной, но рынки, расположенные в степи за стеной, торговали весьма интенсивно, и хунны отнюдь не посягали на китайских купцов, продававших им шелка и лакомства. Опасность угрожала купцам с другой стороны. В 129 г. до н.э. китайский двор решил положить конец утечке национальных средств к врагам и запретить свободную торговлю. Для этого были направлены четыре девятитысячных конных корпуса. Вот тут-то хунны и показали себя.

Талантливый китайский полководец Вэй Цин ухитрился застать врагов врасплох и захватил 700 пленных. Следующий полководец, ничего не добившись, ушел обратно без потерь. Третий потерял 7 тыс. из 10 и отступил с остатками своих разбитых войск, а четвертый даже сам попал в плен к хуннам, но впоследствии бежал и возвратился на родину. Два последних полководца были преданы суду, но на фронте это дела не исправило.

Окрыленные успехами, хунны усилили набеги, а затем и вовсе вторглись в Китай, уничтожили стоявшие там войска, разгромили область Яймынь к западу от Пекина и ушли, уведя 3 тыс. пленных. Против хуннов с 30 тыс. всадников снова выступил Вэй Цин. Он ворвался в Ордос и покорил обитавшие там племена, захватив пленных и множество скота. Для усиления Ордоса китайцы восстановили старые крепости по берегам Желтой реки и построили новую крепость Шофан. В ответ на это хунны захватили область Цзаоян — восточный участок Великой стены.

Потеря Ордоса не была для хуннов тяжелой, так как его населяли чуждые им тангуты, зато собственные земли даже расширились. Торговля продолжалась, а китайские пограничные области были разорены. Неожиданная смерть шаньюя вызвала междоусобицу, но распря князей закончилась в несколько дней и отрицательных последствий для Хунну не имела. Новый шаньюй Ичисйе с удвоенной энергией продолжил войну. В 125 г. до н.э. западный чжуки-князь ворвался в Ордос, разрушил Шофан и увел много пленных из чиновников и народа.

Тогда У-ди применил новую тактику ведения войны. Для борьбы с конным противником стали создаваться легковооруженные конные отряды, снабженные провиантом. Им надлежало перенести войну в хуннские степи. Подготовка таких отрядов была делом трудным и дорогим. Кроме того, они не годились для обороны и не спасали страну от ответных набегов озлобленного противника, но придумать что-либо лучшее было невозможно. В ставке западного чжуки-князя шло веселье и пьянство, когда китайская конница, пройдя форсированным маршем 700 ли (около 300 км), ночью окружила ставку. Сам чжуки-князь спасся бегством, но в плен попали более 15 тыс. человек, в том числе десять низших князей.

Осенью того же года хунны отплатили за набег. Китайцы совершили еще две вылазки на восточные кочевья, но успехи были значительно меньше, чем потери. Один из отрядов, блокированный хуннами, принужден был сдаться. Командир этого отряда Чжао Синь был из числа низших хуннских князей, убежавших в Китай во время последней распри. Ичисйе-шаньюй, захватив его, не вспомнил старого зла, а, наоборот, женил его на своей сестре и советовался с ним по всем вопросам, связанным с Китаем. Чжао Синь посоветовал шаньюю отнести свою ставку на север, за пустыню Гоби, чтобы китайцы не могли застигнуть его врасплох; равно предполагалось заманивать китайские войска вглубь степей и потом, пользуясь их усталостью, уничтожать их. С этим мнением шаньюй согласился и откочевал на север.

Тем временем У-ди закончил реорганизацию армии, и весной 121 г. китайцы снова перешли в наступление. Потерпев полное поражение на западе, хунны усилили наступление на востоке. Борьба становилась все более ожесточенной, и пламя войны разгоралось с каждым днем. И тут Ичисйе-шаньюй допустил крупную ошибку. Разгневанный неудачами на западной части фронта, он — справедливо или нет — возложил ответственность за них на князя рода Хуньше и решил его казнить. Поняв безнадежность своего положения, Хуньше-князь предпочел измену смерти. Он увлек за собой свой народ и перешел на сторону Китая. Всего перешедших было 120 тыс. человек. Это предательство радикально изменило положение на фронте и позволило У-ди снять половину обученных ратников с северо-западной границы и заменить их бедными крестьянами, которых превратили в военнопоселенцев. Хорошо обученные войска понадобились предприимчивому императору для осуществления нового плана, который при удаче сулил скорое завершение затянувшейся войны.

У-ди решил поразить шаньюя в самое сердце. Для этого была собрана большая конная армия с полуторным числом заводных лошадей и обозами с продовольствием. В ее задачу входило перейти Гоби и захватить ставку шаньюя, как перед этим были захвачены ставки алашаньских князей. Задачу эту нельзя было назвать невыполнимой, так как хуннские кочевья передвигались в кибитках, запряженных волами, т.е. чрезвычайно медленно, и настичь такое кочевье коннице врага было нетрудно. К тому же главное богатство хуннов составляли овцы, а крупный рогатый скот и лошади были на втором месте. Уберечь же от неприятельской конницы отару овец невозможно. Следовательно, появившись в степях Халхи, китайцы надеялись вызвать хуннов на решительное сражение и сокрушить их одним ударом. Однако при неудаче не было никакой надежды спасти армию в таком удалении от границы. Поэтому экспедиция была тщательно продумана и подготовлена.

У-ди не считался с затратами на вооружение, обмундирование и продовольствие, вследствие чего Срединное государство изнурилось, но ожидаемый результат должен был покрыть все издержки. Китайская армия выступила в поход в 119 г. до н.э. двумя отрядами под командованием Вэй Циня и Хо Цюй-бина, но сохранить тайну китайцам не удалось.

Пока китайцы переходили пустыню Гоби, Ичисйе-шаньюй отправил свою кочевую столицу далеко в тыл, а сам с отборным войском стал ожидать врага на северной окраине пустыни. Вэй Цин встретился с ним, и произошел бой, который длился целый день, но не дал результатов. А к вечеру поднялся сильный степной ветер, который нес густую пыль, слепящую глаза. Стрелять из лука в такую погоду было невозможно, так как ветер отклонял летящую стрелу. Хунны лишились преимущества, которое им давало их искусство в стрельбе, и китайцы этим немедленно воспользовались. Растянув фланги, они окружили хуннов и пошли врукопашную, но шаньюй не растерялся. Лично возглавив отборную дружину из нескольких сот удальцов, он прорвал китайские цепи и, пользуясь темнотой наступающей ночи, оторвался от противника.

Ветер и тьма скрыли расположение обеих ратей. Хуннские воины смешались с китайскими ратниками, и в глубоком мраке ночи происходили кровавые поединки. Большая часть хуннов последовала за шаньюем, но сразу собрать и реорганизовать армию ему не удалось. Число хуннских потерь Сыма Цянь определяет в 19 тыс. человек, но эта цифра, безусловно, неточная — где уж там было считать!

Вэй Цин попытался продолжить наступление, и хунны отступили за пустыню, в Халху. Ухуани вышли из подчинения хуннов и поселились вдоль китайской границы (в Маньчжурии). Китайское правительство немедленно перевело на вновь приобретенные территории 60 тыс. военнопоселенцев. Для орошения полей были проведены каналы; местных кочевников выселяли, чтобы отобрать у них лучшие земли. Оседлость в лице зависимого крестьянина, солдата и чиновника надвигалась на вольного степняка и его родового старейшину. Границей между Китаем и Хунну стала пустыня Гоби.

Кампания так истощила обе стороны, что ни хунны, ни китайцы не могли продолжать войну. Ичисйе-шаньюй сделал попытку начать мирные переговоры, но китайцы предложили ему стать их пограничным вассалом, и он счел это оскорблением. Но как бы там ни было, Хунны получили передышку на 12 лет и, действительно, успели оправиться.

В 110 г. до н.э. император устроил смотр своей северной армии. В крепости Шофан было собрано 180 тыс. конницы. Эта демонстрация военной мощи должна была, по мнению У-ди, устрашить шаньюя и заставить его признать себя вассалом Китая. Но шаньюй отказался даже обсуждать китайские предложения и отрубил голову церемониймейстеру, допустившему к нему в юрту китайского посла. Вместе с тем хунны не возобновляли войны; боевые лошади отдыхали, ратники занимались охотой на крупного зверя. Это было затишье перед бурей.

До возвышения династии Хань китайцам была известна весьма ограниченная территория: собственно Китай от Тибетского нагорья до Желтого моря, прилегающие степи и пустыня Гоби, джунгли к югу от реки Янцзы и Корея. Естественно, что китайцы в то время считали свою страну центром мира. Толчок к открытию новых земель дала внешняя политика: в поисках союзников для борьбы с Хунну китайское правительство вспомнило о юэчжах, и к ним был послан чиновник Чжан Цянь. По выходе за границу он немедленно был схвачен хуннами. Десять лет прожил Чжан Цянь у них, но затем бежал на запад в Давань (Фергану), где был хорошо принят, так как слава о богатстве и могуществе Китая докатилась до Средней Азии. Ему дали проводника, и он проехал через Согдиану во владение юэчжей. Его дипломатическая миссия не имела успеха, ибо юэчжи не собирались возобновлять войну с хуннами, и он вернулся в Китай.

Рассказы Чжан Цяня открыли китайцам новый неизвестный мир. Огромный интерес Китая к западным странам сравним лишь с тем, который возник в Европе после путешествия Колумба. Путешественник рассказывал о горных скотоводах-усунях, о кочевом государстве Кангюй, расположенном в Голодной степи, о Яньцае — государстве на отлогих берегах большого северного моря (Каспий), и об Аньси — большом, многолюдном, оседлом государстве (Парфия). Понаслышке он узнал о богатой западной стране Тяочжи, лежащей на берегу Западного моря (Месопотамия), и о чудесной стране Шеньду, или Инду (Индия). Китайский император был в восхищении – богатства западных стран сулили огромные возможности для китайской торговли, а храбрость иноземцев была приятна императору, так как их можно было использовать против хуннов.

Был организован ряд посольств в Аньси (Парфию), Яньцай (Сарматию), в Тяочжи (Месопотамию), Шеньду (Индию) и даже в Лигань (Рим). Новое наступление Китая на Хунну проводилось путем дипломатии. Несмотря на успехи, достигнутые на юге (Индокитай) и на востоке (Корея), У-ди должен был признать, что главнейшая проблема отнюдь не разрешена. Колоссальным напряжением сил была создана полевая армия; она одерживала победы, захватывала пленных, покоряла земли, но хуннская держава была по-прежнему неуязвима и в любой момент могла перейти в контрнаступление. Причин к этому было несколько, и одна из них лежала в военной технике Китая. Для полевой войны У-ди создал большое конное войско, но китайская лошадь, малорослая, слабосильная, тихоходная и маловыносливая, не могла равняться с крепкой неприхотливой хуннской лошадью.

Чжан Цянь представил императору остроумный план борьбы с хуннами: он предложил привлечь на сторону Китая усуней, опираясь на них, склонить в подданство Дахя (Бактрию) и другие владения на западе и этим отсечь «правую руку у хуннов». Но усуни по образу жизни определенно тяготели к Хунну, а согдийские владетели несравненно приветливее принимали хуннских послов, нежели китайских. Княжество Гуши (Чеши), расположенное в плодородной долине Турфан, тоже было связано с Хунну тесными экономическими узами. Хунны отсюда черпали необходимые им предметы ремесла и продукты земледелия и рассматривали Гуши как свой опорный пункт в Синьцзяне. Для того чтобы подействовать на них, Китаю необходимо было продемонстрировать свою военную мощь.

Однако удерживать завоеванные земли китайцы не могли. Цель у них была одна: поднять свой престиж, нагнать страх на Усунь и Давань. После военных мероприятий У-ди перешел к дипломатическим: старый опытный Чжан Цянь был направлен послом в Усунь. Он предложил престарелому гуньмо (титул усуньского правителя) взять в жены китайскую царевну и переселиться в очищенные от хуннов земли на правах китайского вассала. Гуньмо царевну принять согласился, но от переселения с цветущего Тяньшаня в голую Алашаньскую степь категорически отказался. Усунь была стратегически необходима и китайцам и хуннам. В 107 г. до н.э. специальное посольство привезло китайскую княжну (которой был пожалован титул царевны) с колесницами, туалетами, евнухами, чиновниками и служанками. Одновременно прибыла дочь хуннского шаньюя с юртами, баранами, свитой и подружками. Гуньмо взвесил все и принял хуннскую царевну старшей, а китайскую — младшей женой.

В качестве базы для задуманного предприятия китайцами была построена крепость Юймыньгуань (на западном конце Великой стены). Когда в 105 г. до н.э. на престол вступил шаньюй Ушилу, У-ди прислал к нему посольство для утешения после смерти отца и одновременно послал другое посольство к западному чжуки-князю, предполагая сим поселить несогласие среди князей. Но второе посольство также было доставлено к новому шаньюю, интрига раскрылась, и разгневанный шаньюй задержал послов. Это был повод к возобновлению военных действий, однако китайцы были заняты на западе, а силы хуннов подкосила многоснежная зима, вызвавшая падеж коней. Этой задержкой и воспользовались некоторые вельможи, сторонники соглашения с Китаем. Вот когда начали сказываться последствия увлечения китайской роскошью, дележа награбленных товаров и привычки к винам, лакомствам и пряностям.

Казалось, возвращались времена Модэ и Лаошаня. Конечно, хунны знали о китайских попытках наладить свои дела на Западе, и осенью 101 г. до н.э. они ворвались в Китай и произвели грабежи и убийства, угнали несколько тысяч пленных и на обратном пути разорили все крепости и сторожевые вышки, построенные китайцами. Хунны по-прежнему оставались главным врагом Китая. Хотя полевая армия китайцев нанесла им много поражений и оттеснила их от границ страны, живая сила противника все равно оставалась грозной, и смертельный поединок еще не окончился. Между тем в самом Китае было неблагополучно. Войны поглощали огромные средства, повинности и налоги возрастали. Все расходы правительства ложились на плечи крестьян, которые разорялись, что влекло за собой увеличение преступности. К сему присоединились неурожайные годы, возникли разбои, и дороги сделались непроходимыми.

А хунны тем временем копили силы и готовили ответный удар. В то время когда У-ди тратил силы в борьбе на юге, востоке и западе, хуннские полководцы готовились к бою. Для них не было секретом, что главная цель китайского императора — сокрушение их могущества. Талантливый и энергичный вождь хуннов Гюйлиху-шаньюй неожиданно умер, и наследником престола оказался младенец, внук покойного. Но время требовало энергичного правителя, и старейшины вернулись к старой системе выборов. В 101 г. до н.э. был избран один из низших принцев крови — младший брат великого восточного дуюя — Цзюйдихэу. И снова вспыхнула война, окончившаяся капитуляцией Китая.

Капитуляция произвела в Китае удручающее впечатление. Семь лет готовился У-ди к новой войне, семь лет изнемогала империя под тяжестью военных налогов. Наконец в 90 г. до н.э. вновь сформированные войска выступили за границу. Главная армия вышла из Шофана (Ордос) и двинулась на север, чтобы ударить по центру хуннских кочевий. Она состояла из 70 тыс. конных ратников и находилась под командой Ли Гуан-ли Эршиского. Ее сопровождало 100 тыс. пехоты и прислуги, обоза и охраны. Из Яймыня — крепости, расположенной на востоке Великой стены, — выступила армия в 30 тыс. конницы и 10 тыс. пехоты, а из области Цзюцюань (степь между Ордосом и Лобнором) выступило 40 тыс. конного войска и двинулось к Тяньшаню. Это было генеральное наступление, которое должно было решить, на чьей стороне окажется победа.

Шаньюй получил от своей разведки сведения о готовящемся наступлении врага. Он отправил в тыл женщин и детей и вызвал с Саянских гор и из забайкальских степей вассальные племена для решительной схватки с исконным врагом. К нему явились енисейские динлины — рыжебородые великаны в деревянных доспехах — с оружием «крайне острым». Ими командовал китайский перебежчик Вэй Люй, один из ближайших советников Цзюйдихэу-шаньюя. Ли Лин вел под развевающимися знаменами своих хагасов, татуированных с ног до головы. Из суровых степей Забайкалья, с верховьев Шилки и Аргуни пришли косоплеты-тоба, у которых «оружие острее, а кони быстрее, чем у хуннов», а со склонов Хингана — воинственные сяньбийцы с длинными роговыми луками, искусные стрелки. На западе в защиту хуннов поднялось Чеши. Вся восточная Азия разделилась на два лагеря, и только Усунь не приняла участия в борьбе, но лишь потому, что внутри самой Усуни китаефилы боролись с хуннофилами.

Несмотря на тотальную мобилизацию, хунны в числе уступали китайцам. На западе против 40 тыс. китайцев хуннские хучжи-князья и великий предводитель Янькюй выставили всего лишь 20 тыс. хуннов и 3750 пеших чешисцев. На востоке против 30 тыс. конников и 10 тыс. пехотинцев великий восточный предводитель имел всего 30 тыс. человек, включая вспомогательный отряд Ли Лина. Хуже всего было в центре, где против Ли Эршиского шаньюй смог выставить всего 50 тыс. хуннов и динлинов. Однако малочисленность искупалась высоким боевым духом кочевников, с которыми не могли равняться ни «молодые негодяи» (дисбат), находившиеся в строю, ни вельможные бюрократы, руководившие боями из шелковых шатров.

Китайский полководец Ман Тун двинулся с запада в Джунгарию, но хуннское войско не приняло боя. Имея глубокие тылы, великий предводитель Янькюй увел туда войска, и китайский удар попал в пустоту. Тем временем шаньшаньцы и другие китайские союзники блокировали Чеши. Ман Тун вернулся назад и присоединился к ним. Чеши оказалось в безнадежном положении, поэтому владетель его пошел на капитуляцию и принял подданство Китая. На этом и закончились действия западной армии: полученный результат явно не соответствовал затратам.

Восточная армия углубилась в степь и горы, так никого и не встретив. Припасы кончались, ратники измучились, и китайская армия пошла в обратный путь. Тут-то ее и атаковали хунны и хагасы. Девять дней пробивались китайцы без отдыха и сна, теряя людей и обозы. Наконец у реки Пуну была отбита последняя хуннская атака, и хунны оставили изможденное китайское войско, которое потянулось в Китай. Здесь не было даже признака успеха; к тому же эти фланговые операции не должны были и не могли решить судьбу всей кампании.

Навстречу главной армии шаньюй направил западного великого дуюя и динлинский отряд, всего в 5 тыс. человек. Китайские пограничные конники разбили динлинов, и китайская армия успешно преследовала противника до берегов Селенги, после чего окрыленные успехом, они очертя голову двинулись вперед. В конце концов, китайцы встретились с 20-тысячной армией хуннов и, пользуясь численным перевесом, потеснили их. Однако для всего командования было ясно, что это временный успех. Шаньюй подтянул свежее подкрепление, а китайское войско было изнурено. Некоторые члены военного совета, убедясь, что «главнокомандующий желает выслужиться с видимой опасностью для войска», хотели его арестовать. Эршиский, узнав об этом, обезглавил заговорщиков, однако все-таки начал отступление. Тем временем 50 тыс. хуннов под командой самого шаньюя окружили его войско.

В темноте ночи они выкопали перед фронтом китайской армии глубокий ров, а утром произвели нападение с тыла. Среди китайцев возникла паника, и первым сдался верховный вождь Ли Гуан-ли. С ним вместе погибла и вся армия. От этого удара Китай уже долго не мог оправиться. Новое войско взять было неоткуда. Хунны рассчитались за все и снова стали гегемонами Восточной Азии.

Граница была открыта для набегов, но хунны этим не воспользовались. Хулугу-шаньюй показал такие ум и прозорливость, какие нечасто были свойственны и просвещенным владыкам. Вместо бессмысленных набегов, лишь усугублявших ожесточение, он послал императору письмо, в котором предлагал «растворить пограничные проходы», т.е. возобновить свободную торговлю и восстановить договор «мира и родства», а также просил прислать ему в жены царевну и ежегодно доставлять лучшего вина 10 даней, 50 тыс. ху риса и 10 тыс. кусков шелковых тканей. О том, что ответил император Поднебесной, его историки скромно предпочли умолчать, но война не возобновилась. Китайцы больше не могли воевать, так как вся их полевая армия погибла.

P.S. Уважаемый читатель, ваши вопросы и предложения по поводу прочитанного Вы можете прислать на наш e-mail: alatasa@mail.ru - Мы обязательно рассмотрим их и постараемся Вам ответить.

связаться с нами alatasa@mail.ru

2008